Сегодня, через 15 лет после катастрофы российской атомной подводной лодки «Курск», Россия проявила бы еще меньше желания принять иностранную помощь, считает норвежский эксперт Нильс Бёмер. При этом, по его словам, вероятность инцидента с участием субмарин сейчас намного выше, чем была еще 5-10 лет назад, учитывая напряженность в отношениях России с Западом.
Об этом Нильс Бёмер, норвежский эксперт по ядерным катастрофам, глава Bellona Foundation, занимающейся проблемами климата и окружающей среды, рассказал в интервью корреспонденту Би-би-си Дарье Тарадай.
— Что изменилось в проведении таких спасательных операций с 2000 года? Возможна ли сегодня катастрофа, подобная той, что произошла с «Курском»?
Нильс Бёмер: Ну, во-первых, русские разработали некоторые новые спасательные технологии. Они также проводят учения, практикуя технологии по спасению.
Мне кажется, что сегодня российский военно-морской флот был бы намного более подготовлен к тому, чтобы эвакуировать и поднять экипаж подводной лодки, если бы случился какой-то инцидент. Мне кажется, что сейчас экипажу более безопасно находится на борту.
Во время эпизода с «Курском» Россия только спустя очень длительное время попросила об иностранной помощи. И мне кажется, что сегодня Россия поступила бы точно так же.
Россия попыталась бы спасти экипаж, полагаясь на собственные технологии, и, возможно, не попросила бы о необходимой международной помощи.
— Усугубит ли эту ситуацию нынешнее состояние отношений между Россией и Западом, в частности шаги к международной изоляции России?
— Сложно сказать, потому что с одной стороны, между Россией и Западом сейчас, действительно, есть напряжение. С другой стороны, между Норвегией и Россией установилось достаточно хорошее сотрудничество в спасательных операциях в Баренцевом море. Проводятся ежегодные учения при участии России и Норвегии.
То есть, с одной стороны, Россия и ее военно-морской флот более готовы к тому, чтобы попросить Норвегию о помощи, если что-то случится, поскольку установилось доверие. И в этой сфере между странами все еще есть диалог и сотрудничество. С этой точки зрения ситуация немного лучше, чем была 15 лет назад.
Но существует также международный кризис, который может воспрепятствовать этому. Но по моим ощущениям, если что-то случится, Норвегия будет готова помочь.
— Каким образом катастрофа «Курска» повлияла на практику спасательных операций в других странах мира? В частности, в Норвегии?
— Катастрофа с «Курском» открыла глаза не только российскому военно-морскому флоту, но и флотам других стран.
Чтобы эвакуировать экипаж подводной лодки, необходимо отработать это. Необходимо быть уверенным, что используемые технологии и оборудование работают.
Я думаю, что из-за «Курска» стало больше регулярных учений в Норвегии и во всем мире. Вы видите, что российский флот и экипаж не были надлежащим образом готовы к спасательной операции. Оборудование было, но оно уже много лет не использовалось. Часть его не работала. «Курск» показал, как важны регулярные учения и проверки оборудования.
— Подытоживая все это, скажите, что же сегодня делали бы иначе, если бы вновь произошла такая катастрофа?
— Во-первых, российский военно-морской флот сейчас более подготовлен, благодаря учениям и оборудованию. Шанс того, что они смогли бы спасти кого-то из членов экипажа, сейчас выше.
И благодаря совместным учениям России и Норвегии, возможно России было бы проще попросить Норвегию о помощи, если бы это было нужно. Во всяком случае, я надеюсь, что международная напряженность не создала бы препятствия на пути к спасению жизней.
— Как вы думаете, можно ли было спасти экипаж Курска?
— Сложно сказать. Все больше фактов, появившихся после аварии, свидетельствуют о том, что много членов экипажа погибли вскоре после того, как подлодка утонула.
Возможно, кто-то из членов экипажа еще оставался какое-то время в живых, но мне кажется, что в таких условиях спасти этих людей было бы сложно из-за того, насколько подлодка была повреждена взрывом, приведшим к тому, что она утонула.
— Если бы подобная ситуация произошла с американской подводной лодкой, что спасатели делали бы иначе, чем в случае с «Курском»?
— Если бы американская подлодка тонула бы в Баренцевом море, в международных водах, я думаю, что американский военно-морской флот также попытался бы спасти ее, используя собственные технологии. Возможно, попросили бы норвежцев помочь.
Проблема с Баренцевым морем в том, что это очень отдаленные территории и там сложно получить помощь.
— Как вы считаете, через 15 лет после «Курска» будет ли более эффективным сотрудничество между гражданскими и военными в подобных операциях? Доминирует ли желание сохранить военные секреты над спасением человеческих жизней?
— С одной стороны, уже налажено более эффективное сотрудничество между российскими и норвежскими военными и гражданскими. То есть возникает доверие. В то же время, изменения в самой России приводят к тому, что секретности вокруг военных и их технологий становится все больше.
Если что-то случится с одной из новых подводных лодок, то, конечно, я думаю, что попросить о западной помощи будет очень сложно из-за стремления сохранить военную тайну.
— А эта увеличивающаяся военная секретность — это только российский тренд или и международный?
— Я думаю, это глобальный тренд, в частности из-за международного терроризма и т.д. Но я думаю, что Россия в своей закрытости и секретности находится на шаг впереди других, в частности в военной и ядерной сферах.
— Какие подобные «Курску» катастрофы вы могли бы вспомнить в последнее время?
— В последнее время нет, но в 60-70 годах были подобные случаи, когда тонули советские и американские субмарины.
Сегодня мы наблюдаем высокую активность подводных лодок и НАТО, и России в Баренцевом море. А мы уже видели, что чем больше в Баренцевом море подлодок и активности, тем выше вероятность инцидентов.
Я думаю, что напряженность в отношениях между Россией и Западом увеличивает риск инцидентов с субмаринами. Этот риск выше, чем еще 5-10 лет назад.
