«Ощущение угрозы русские всегда связывали с Западом, вернее с Европой. Оттуда пришли две мировые войны, Наполеон и другие европейские завоеватели. В конце XX века ощущения несколько изменились, потому что на первый план вышли угрозы с юга (исламский фундаментализм), из Афганистана и Северного Кавказа. Однако в связи с событиями на Украине на первый план снова возвращается Запад. Россия была втянута в новую холодную войну с США и Западом. Для Китая, с которым мы активно развиваем стратегическое партнерство, Россия — безопасный тыл, который для Китая может стать опорой безопасности на азиатском континенте».
Этими словами начинается аналитический материал «Российско-китайский диалог: модель 2015», который подготовил Российский совет по международным делам, правительственный исследовательский центр, специализирующийся на проблематике международных отношений. Оставим на этот раз в стороне тот факт, что, скажем, две мировые войны не «пришли» просто так — нет, Россия/СССР активно участвовала в их начале, а также вопрос о том, кто кого и во что втянул. Сосредоточимся на азиатском вопросе.
Если подробно рассмотреть российскую историю, то сразу становится понятно, что одной из ее характерных черт является то, что она похожа на «маятник», который с нерегулярными интервалами отклоняется то к Азии, то к Европе. Русские добрались до Тихого океана раньше, чем до Балтики и Черного моря, и, стремясь закрепиться на тихоокеанском побережье, вопреки своему миролюбивому характеру, они вступили в конфликт с Китаем. Но их успешный поход «навстречу солнцу», начавшийся после покорения Сибирского ханства в 1582 году и завершившийся закреплением выхода к теплому морю и богатым рынкам Азии, был остановлен в то время более сильными маньчжурами, которые захватили Китай и создали империю Великой Цин (1644-1912). Нерчинский договор, подписанный в 1689 году, сделал невозможным продвижение России далее через Амур на юг. Уже тогда Россия была самой обширной страной мира, но в Европе и в Азии ей принадлежали преимущественно глухие, холодные и безлюдные территории, за которые никто другой бороться не хотел.
В Европу Россия, говоря словами гениального Пушкина, прорубала путь, и весьма впечатляющим образом. Из страны, которая сначала подглядывала в маленькое «окошечко» — им был в 1703 году Санкт-Петербург — в итоге она превратилась в хозяина большей части географической Европы (пусть отчасти и благодаря трюку, когда при Екатерине Великой границы Европы были отодвинуты от устья Дона к Азовскому морю вплоть до Урала). Три раза (в 1814-1815, 1945 a 1989-1999 годах) европейцы думали, что с Россией можно будет ужиться под одной крышей, но каждый раз довольно скоро оказывалось, что спокойному сосуществованию не быть, и русских, которые начали практиковать «домашнее насилие», выгоняли. После Второй мировой войны, опьяненные собственной силой и мечтающие о возможности захватить весь мир, кремлевские правители этого даже не заметили, а в двух других случаях они повернулись к Европе спиной и «ушли» в Азию.
После катастрофического поражения в Крымской войне (1853-1856) они очень быстро воспользовались возможностью, которую им давала победа британцев и французов в так называемой Второй опиумной войне (1856–1860) над Ци, и захватили бассейн Амура. Их дальневосточный успех был закреплен основанием города Владивостока в июне 1860 года. Название города, как и в случае Владикавказа (основан в 1784 году), ясно давало понять всему мру, как Российская империя представляет себе свое будущее в Азии.
В отличие от Европы, где Первая мировая война уничтожила Российскую империю, а Вторая мировая сделала возможным создание советской сверхдержавы, в Азии Россия/СССР ничего подобного не сделала. При этом условия долгое время были намного более благоприятными. Империя Ци рухнула еще раньше, чем империя Романовых, и Китай в 1912-1949 гг. пребывал в состоянии постоянного конфликта с двумя кровавыми кульминациями — войной с Японией и гражданской войной между националистами и коммунистами. Просто удивительно, что СССР, несмотря на очень благоприятные условия, не смог включить в свою сферу влияния больше, чем Монголию, которая в 1924 году стала второй социалистической страной мира.
В этом отношении намного более успешной была Япония, с которой Советский Союз после серии приграничных стычек подписал в апреле 1941 года пакт о ненападении. Причем стороны гарантировали друг другу территориальную целостность своих вассальных государств: Монгольской народной республики и Маньчжоу-го. Так же, как в Европе Сталин договорился с нацистами, прежде всего в ущерб Польше, Финляндии и Прибалтике, на Дальнем Востоке он договорился с японскими милитаристами...
Стоит упомянуть о том, что с позиции Токио наиболее важным местом сражений в Азии был Китай, где была сосредоточена основная часть японских военных сил. И если британцы и американцы вели одновременно войну и на европейском, и на азиатском фронте, воюя против Германии, Италии и Японии, и Москва постоянно критиковала их за отсутствие/позднее открытие фронта во Франции, то СССР вплоть до апреля 1945 года поддерживал с Японией нормальные дипломатические отношения и позволял ей на территории, непосредственно соседствующей с собственной, делать что угодно. Только в апреле 1945 года пакт 1941 года был расторгнут, и Москва включилась в бои на Дальнем Востоке.
В августе 1945 года советские войска в рамках так называемой Маньчжурской стратегической операции, напали на японские позиции, разгромили Квантунскую армию и захватили территорию Маньчжоу-го, а также северную часть Корейского полуострова, южную часть острова Сахалин, Курильские острова и продвинулись вплоть до Порт-Артура на Ляодунском полуострове. Тогда СССР, за исключением южной части Кореи, занял все территории, которые были в 1860-1905 годах частью зоны влияния Российской империи. Это стало искуплением поражения в Русско-японской войне, и Сталин ясно дал понять, что вновь обретенные территории он не собирается ни с кем делить.
Парадоксально, что советское доминирование в этой части мира в итоге больше, чем что-то другое, расстроила неожиданная победа Мао Цзэдуна в Гражданской войне в Китае в 1949 году. Многое говорит о том, что Сталин не хотел победы Мао, и что его больше устроило бы возникновение некой «китайской ГДР». При этом Мао с согласия и под контролем Москвы правил бы в бывшей японской Маньчжоу-го, а СССР контролировал в Азии три сателлита: Монголию, Маньчжурию и КНДР. Однако Мао победил, и у Москвы на востоке начал расти конкурент.
Тирады о братстве и нерушимой дружбе не смогли затмить накапливающиеся проблемы, и в 1969 году произошел открытый разрыв. Впервые с конца Второй мировой войны СССР столкнулся с прямой физической конфронтацией, и хотя военный конфликт был быстро и в целом без трудностей погашен, мировому коммунистическому движению была нанесена серьезная рана. Если ненавистные западные империалисты, благодаря тяготению к аутентичной демократии, перестали воевать между собой и применяли на практике теорию так называемого демократического мира, то две коммунистические державы подрались. Москва была вынуждена перебросить часть своих военных сил на восток и поставить себя в потенциально трудное положение — сражение на два фронта.
После распада СССР дальневосточная часть Российской Федерации на долгие годы оказалась в положении не только географической, но и экономической и военно-стратегической периферии. Но после 2000 года ситуация начала постепенно меняться, и 2012 год, когда во Владивостоке прошел саммит организации АТЭС, должен был стать началом российского вступления в азиатско-тихоокеанский регион. Саммит был грандиозным, но после его окончания впечатляющего прорыва не случилось. А у города остался остров Русский, где проходил саммит, конгресс-центр, к которому выстроили гигантский мост (в момент открытия это был самый длинный мост в мире) с пропускной способностью в 50 тысяч автомобилей в день.
Жаль, что мост не назван в честь князя Потемкина, так как на острове проживает примерно 5 тыс. жителей... Так что вместо триумфального вхождения в азиатско-тихоокеанский регион осталось лишь послевкусие. Хотя новым мощным толчком для развития дальневосточного сырьевого и экономического потенциала может стать кризис, который спровоцировала Россия, аннексировав Крым.
Если верить Кремлю, что, к сожалению, часть европейских политических и экономических элит по-прежнему делает, то Китай решительно и с восторгом поддерживает все шаги, которые предприняла Москва, и эти два гиганта сплоченно выступят против американского/западного диктата в области международного права и функционирования глобальной экономики. Однако при ближайшем рассмотрении ясно, что пусть Пекин не критикует Москву, но о спонтанной и восторженной поддержке не может быть и речи. Китай не присоединился к антироссийским санкциям, но по столь деликатной теме, как «возвращение Крыма на родину», с самого начала он стоит на своем: проблему нужно решать политически (то же говорит и Москва), и территориальная целостность государства неприкосновенна (что Москва не комментирует). И если Кремль стремится создать впечатление, что гармоничные тона, звучащие в разговорах между Москвой и Пекином, это похоронный звон по гегемонии США, то Пекин без шумихи и терпеливо преследует свои экономические интересы, и, что весьма вероятно, как в случае газового мегаконтракта, делает это в ущерб России.
Учитывая, что экономические параметры многих соглашений утаиваются, а виртуальные миллиарды кубометров газа и
долларов (в период ввода в эксплуатацию очень возможно, что и юаней), которые через несколько лет, вероятно, начнут циркулировать между Россией и Китаем, большей части россиян ничего не говорят, намного более интересно проиллюстрировать нынешнюю суть российско-китайских отношений на материи, которая является неотъемлемой «частью ДНК» любого русского. Речь о Великой Победе в Великой Отечественной войне. Вспомним о том, что сомнения в связи с решающей ролью СССР в победе Москва назвала «неприемлемыми попытками фальсифицировать историю», и тем, кто эти попытки предпринимает, грозит уголовное преследование и в случае (почти гарантированного) осуждения — продолжительный срок заключения.
И хотя русские знают, что Великая Отечественная война — часть Второй мировой войны, они в большинстве своем убеждены, что она представляет собой качественно и количественно уникальную и исключительную часть. Качественно потому, что сначала речь шла о войне империалистической, и только после нападения на СССР война обрела справедливый характер, так как стала национально-освободительной. Количественно — потому что никто не понес больших потерь. Из советской, а к сожалению теперь и российской, интерпретации этого события, за редчайшим исключением, выпала (или вообще не допускалась) дискуссия о роли в разжигании войны, о роли союзников, о создании собственной зоны влияния, о сотнях других более или менее важных событий.
Одним из важнейших (а благодаря параду 9 мая 2015 года в России и ставшим чрезвычайно очевидным) фактов является то, что Вторая мировая война была конфликтом глобальным. Это утверждение кажется абсолютно банальным, но россияне, и даже специалисты, почти ничего не знают о том, что творилось, например, в Африке, Иране, Бирме, в Атлантике и Индийском океане и т. д. Они видят только Брест, Москву, Ленинград, Сталинград, Курск и... захваченный Берлин. Они убеждены — и государственная власть их в этом поддерживает — что этого достаточно, так как это было важнее всего. Водружение красного флага над Рейхстагом стало точкой отсчета, потому что тогда мир понял, что родилась новая сверхдержава... И вдруг, через 70 лет после войны, по брусчатке Красной площади, рядом с частями некоторых республик бывшего СССР, маршируют индийцы и китайцы. А китайцы не только маршировали, но и получили слово в официальных кремлевских СМИ...
Накануне майских торжеств посол КНР в Москве Ли Хуэй дал интервью государственной газете «Российская газета». На вопрос, как в Китае относятся к тем, кто пытается переписать историю, он, в частности, сказал: «Война с Японией началась раньше, чем война с гитлеровской Германией, и продолжалась дольше». На следующий вопрос, воспринимает ли Китай свою инициативу «Нового шелкового пути» как попытку противостоять давлению США, посол сказал: «Наша инициатива родилась в эпоху экономической глобализации и региональной интеграции. Она является результатом открытого сотрудничества, а не инструментом геополитики. Нельзя к ней применять устаревший образ мышления времен „холодной войны“... Китай не стремится к так называемой геостратегии и созданию своей зоны влияния, не посягает на суверенитет других стран и не заставляет других. Сотрудничество между Китаем и государствами вдоль „одного пояса и одного пути“ основывается на законах рынка и сравнительных преимуществах, следствием чего является дружеское согласование и объединение всех усилий каждой из стран».
Президент Китая Си Цзиньпин в интервью той же газете, опубликованном несколкими днями позже, заявил: «Китайский народ раньше всех поднялся на борьбу против японских милитаристов, вел самую продолжительную войну, воевал в самых тяжелых условиях... и ценой крупной национальной жертвы — жизнями более 35 миллионов человек — наконец была завоевана великая победа... поставками оружия нам помогал и Советский Союз... мы никогда не забудем 2 тысячи летчиков, которые воевали с японскими агрессорами, и 200 из них, кто погиб. В конце война войска Красной армии оказались большую помощь для достижения окончательной победы».
Двести погибших? Столько погибло, например, исландцев (у острова нет и не было армии) или турок (но Турция большую часть войны оставалась нейтральной). Но ведь Советский Союз нес основное бремя, и вдруг китайский президент, то есть не какой-то там американский лакей, говорит, что их потери были выше, а посол Китая совершенно ясно говорит о том, что Китай был в войне намного дольше. Российские специалисты также знают, что оба представителя КНР много других для Москвы совсем не приятных вещей не сказали, или (пока?) не сказали во всеуслышание... Но весьма громко они сказали о том, что китайская политика не связана с какой-то геополитической стратегией — она нацелена на возможность открыто общаться со всеми другими игроками так, чтобы это приносило выгоду. Достаточно посмотреть на статистику, и становится ясно, что именно эта политика, практикуемая последние 30 лет, превратила Китай во вторую мощнейшую экономику мира и одного из чемпионов на нынешней стадии глобализации. О России, несмотря на впечатляющий московский пейзаж, современную инфраструктуру в Сочи с примерно 50 километрами высокоскоростной железной дороги и даже на уже упомянутый мост во Владивостоке, ничего подобного сказать нельзя. Российские цифры не выдерживают сравнения с тысячами километров новых трасс в Китае и более 600 подобных мостов, которые за последние 20 лет Китай перебросил через Янцзы.
Если на Западе путинская Россия отталкивает коррупцией и явной склонностью к насилию, то на востоке у России нет ничего, чем она могла бы импонировать. Во времена СССР его физическая мощь могла ужасать, так что против него, за исключением Монголии и КНДР, все остальные объединились. Но что делать теперь? Если Москва не хочет эскалации ситуации на востоке и симметрично ужасать соседей в Европе и в Азии, то ей остается только стать тем, о чем говорится в абзаце в начале этого текста — безопасным тылом Китая, а, возможно, и сухопутным мостом, который объединит две многонаселенные и экономически динамичные океанские периферии Евразии. Свой путь в ряд держав Россия начала с того, что избавилась от татарского ига, при котором Великий князь Московский был сборщиком налогов для хана. Поскольку ни экономически, ни демографически Россия не может соперничать с Китаем, то нельзя исключать, что Путин или его приемник будут выполнять те же функции. Но, скорее всего, на этот раз это будет роль не сборщика налогов, а смотрителя евразийской транспортной артерии.
