Противоречия и слабости российской политики оказывают негативное влияние на международные отношения, и их последствия приведут Россию в число «failed state» — несостоявшихся государств.
Концепция независимости России оказалась непонятой российским обществом, что стало первопричиной для дальнейшей инверсии процессов демократизации.
Политика индоктринации апологетики советского тоталитарного режима, при котором государство полностью диктовало условия жизни и деятельности обществу и личности, а также уничтожало любое противодействие и неподчинение, воспрепятствовало аккультурации российским обществом идей свободной, открытой современной социальной системы и прав человека.
Российское общество восприняло падение тоталитаризма и режима бесконтрольного насилия над личностью и обществом «великой трагедией».
Следуя логике стратегов современной российской политики, о потере российским государством территорий СССР, грузинское государство также имеет право претендовать на территориальное и технологическое наследие, собранной и укрепленной грузинским диктатором и его могущественными соотечественниками, державы.
Причудливое словосочетание — «свобода лучше, чем несвобода», сформулированное в кулуарах российской государственной власти, подразумевало свободу одного государства от другого, но никак не предлагало обществу свободу от себя самого.
Во внутренней политике возникло главное противоречие между реальностью принципов федерализма и необходимостью жесткой системы вертикали власти.
Российские источники, исследователи и правозащитники фиксируют, как на территории России, так и в других странах, многочисленные факты покушения и убийств политических и идеологических оппонентов — противников российской вертикали власти и тотального контроля государства. Они публикуют материалы о жесткой межклановой борьбе спецслужб, криминальных структур, группировок приближенных к верхушке вертикали власти, как на региональном, так и на федеральном уровне.
Политика «закручивания гаек» выражается в таких понятиях, принятых на вооружение «любителями свободы», как «иностранные агенты», «антинародное мышление».
С ракурса компаративистики ситуация в России начинает напоминать ситуацию в Грузии в первых годах второго тысячелетия, когда государство и верхушка власти заплатили ту же цену, которую начинает платить российское руководство за «вертикальный» контроль над обществом. А именно, в определенный момент конкурирующие криминально-ведомственные кланы стали не только выходить из под контроля власти, но и сами стали ее контролировать.
Вторая слабость схемы вертикали власти под управлением бессменного лидера на федеральном уровне заключается в том, что система и порядок держится до той поры, пока конкретные люди находятся у «руля» государственного управления.
К примеру, в Грузии в начале 90-ых, у первого президента Грузии и главы автономии абхазского региона (Автономная Республика Абхазии) были хорошие отношения и благодаря им, в регионе удавалось сохранять стабильность. Как только президент Грузии был ликвидирован, началась гражданская война в Абхазии.
Таким образом, стабильность и мир в России держится на тонкой, связующей нити между правителем и главами субъектов. В случае отстранения или устранения, тем или иным способом от власти кого либо из них, мир в Российской Федерации будет нарушен.
Дополнительным обстоятельством, осложняющим ситуацию в России это отсутствие преемника. Он мог бы: при помощи логроллинга понизить градус межклановой войны, между силами, вышедшими из под контроля действующего главы; воспользоваться временем для строительства дублирующей вертикали власти из надежных преемников; а также гарантировать предшественнику неприкосновенность.
В реальности санкций и сокращения финансирования межклановая борьба будет лишь интенсифицироваться и в определенный момент просто сметет власть. Так, что смена власти в России произойдет не в результате «оранжевой революции» и демократического движения населения, а приобретет характер «смутного времени».
В грузинской литературе описывается технология выведения из крысят крысолова. Крысята в закрытом пространстве начинают бороться за кусок, который не в состоянии проглотить, и в результате приучаются поедать друг друга.
Последующий лидер в России будет авторитарнее и жестче как во внешней, так и во внутренней политике.
Противоречие вертикали власти с принципами федерализма также негативно отражается на экономической политике. Власть вынуждена контролировать все сферы экономики, применять методы протекционизма и давить на бизнес. В результате экономика развивается ассиметрично, что приводит к понижению антиэнтропийности социоэкономической системы.
Экономическое пространства искусственно сокращается до объемов, которые государство в силах контролировать, и оно становится «яблоком раздора» между государственными субъектами и ведомствами.
Учитывая тот факт, что российская внешняя политика строится на манипуляции соглашениями по торговле сырьем, кланово-ведомственная конкуренция понижает уровень доверия стратегических партнеров к российским переговорщикам. Именно по причине многочисленных срывов сделок, изменения условий договоров, требованием огромных «откатов», закулисным политическим давлением, использованием теневых и криминальных структур и т.д. основные экономические партнеры России каждый день ищут альтернативные источники ресурсов для снабжения своей экономики.
В результате давления со стороны российского государства российские экономические субъекты становятся неконкурентоспособными перед иностранными корпорациями. Это приводит к тому, что государство, несмотря на свои размеры, военную мощь и легитимность, не способно защитится от агрессивных иностранных экономических субъектов.
Таким образом, режим тотального государственного контроля и невозможность противостоять конкуренции иностранных экономических агентов приводит к автаркии.
К примеру, СССР был вынужден проводить подобную политику, чтоб советские специалисты не эмигрировали в западные страны с одной стороны, и чтоб китайцы и японцы не стали массово заселять зауральские территории с другой.
Еще одним противоречием внутренней политики российского руководства это строительство на пространстве интернациональной федерации этнонационального государства, выдавая этот процесс за формирование национального государства.
Понятие титульной нации, закрепленной в Конституции России, и общий подход к иерархии российских наций и народов, отходит от понимания современных нации. Такой режим создает множество контрадикций, как например идея «русского мира», и связанных с ней политических установок.
Слабость данного подхода проявится в тот момент, когда федеративному государству больше всего понадобится поддержка многонационального российского народа.
Подпитывая и разогревая национальное самосознание и национальную идентичность, российская политика не только конвергирует русскоязычные сообщества на постсоветском пространстве, но и дивергирует «нерусские» народы, народности, этносы, субкультуры на пространстве федерации.
Эти и некоторые другие интериорные слабости и противоречия российской политики привносят свои очертания и в пространство международных отношений.
К примеру, поощряя сепаратистские движения на постсоветском пространстве, и сталкивая этносы на почве территориальных претензий, российская внешняя политика провоцирует создание устойчивого антагонизма, как по внешнему, так и по внутреннему периметру своих границ.
Если вспомнить, сколько военно-политических усилий, финансовых вложений и времени понадобилось, чтоб потушить огонь антогонизма в Чечне, то можно представить, сколько их понадобится в случае аннексии хотя бы части территорий бывшего СССР.
А если проанализировать отчеты правозащитных организаций, российских общественных деятелей и т.д. о том, какого масштаба репрессии сопровождали операцию по восстановлению конституционного строя на Кавказе по всей территории России, для подавления волны общественного недовольства многонационального российского народа, можно представить какой их масштаб потребуется для подавления общественного недовольства всего постсоветского пространства.
Противоречия своих государственных интересов со статусом постоянного члена ООН, эксплицируется на международном уровне, в частности на миротворческой деятельности. Россия использует свой статус в ООН, чтобы ограничивать международное вмешательство в зоны своих интересов и покрывать свою агрессию. У международного сообщества остается два пути: либо оправдывать действия России, либо вступить в военное противостояние.
По некоторым признакам такой стиль ведения внешней политики — нарушение договоров, изменение трактовок международных соглашений, срыв политических сделок — ингибрирован из внешнеэкономических практик. Так как фактическая монополия на поставки ресурсов «избаловала» российские власти, ведь основные партнеры вынуждены были мириться со всеми требованиями Кремля.
С другой стороны, недоверие отталкивает слабые государства от сотрудничества с Россией, снижает возможности заключения политэкономических сделок (даже подкуп делает невозможным), и повышает необходимость радикальных мер для продвижения интересов со стороны российского руководства.
Слабость российской стратегии основывается на том, что не были учтены и верно сопоставлены реалии внешнеполитических и внешнеэкономических процессов.
По сути, основная претензия российского руководства к миру развитых государств, в том, что ему не позволяют свободно вести свою политику, заключая в рамки многосторонних контролируемых международных договоров и соглашений, а также «замудренных» схем теневых «закулисных» отношений.
Это видно по другой причудливой формулировке российской политической элиты — «суверенная демократия». Она также свидетельствует не о стремлении к демократии, как она есть, а собственно о превалировании интересов российского государства в международном пространстве глобальной экономики, и его свободе использовать политические механизмы в экономике и экономические механизмы в политике.
В реальности внешнеполитических отношений российское государство просто неконкурентоспособно в пространстве развитых государств, и привыкло к преференциям от международного сообщества. Эти преференции были предоставлены международным сообществом по тем же соображениям, по которым Кремль предоставляет преференции главам конфликтных субъектов федерации.
Международное сообщество действительно опасается распространения ядерного и иного оружия массового поражения, поэтому предпочитает поддерживать стабильность в России. Однако с точки зрения безопасности и логики превенции распространения российского оружия массового поражения (химическое, бактериологическое, и возможно ядерное и иное), абсолютно понятно желание международного сообщества контролировать все приграничные точки соприкосновения непредсказуемого российского государства с нестабильными и агрессивными режимами и радикальными группами.
Противоречия в действиях на международной арене предопределяются повышенной кумулятивностью российской власти. Это свойство заставляет российских стратегов видеть во всех препятствиях заговор против них, и не задумываться о собственных ошибках, противоречиях и слабостях.
Например, в российских общественно-политических кругах искренне верят, что «так называемые» оранжевые революции были полностью спровоцированы главными стратегическими партнерами и, по совместительству, главными противниками России. Нежелание грузинского общества сотрудничать с российским руководством видится им в продажности грузинской политической элиты, а не в собственной неспособности вести политический диалог и налаживать равноправные, добрососедские, адекватные отношения. Поэтому война против Грузии воспринимается в России войной против «агрессивного НАТО», НАТО, которое является лишь механизмом обеспечения коллективной безопасности, и которое полностью зависит от коллективных политических решений правительств стран участников альянса.
Процессы аномии, во все более кристаллизирующейся российской политической элите, приводят к таким тактикам и стратегиям российского руководства, которые напрямую угрожают национальной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации:
— признание российским руководством незаконных режимов гудаутского и цхинвальского регионов, более разрушительно для федеративного государства, чем даже признание им Косово. В случае смены региональных властей и федерального правительства неизбежно встанет вопрос о самоопределении субъектов Российской Федерации.
Действительно уже сейчас непонятно по какому признаку осетины грузинского Самачабло имеют право на самоопределение в рамках Южной Осетии, а осетины Северной Осетии — Алании не имеют. Или почему Чечня и Дагестан не имеют прав на самоопределение, если была признана Абхазия, еще и на основании того акта по которому была признана вся горская республика, в которую входили все северокавказские субъекты современной России.
— аннексия Крыма на основании исторической принадлежности территории к российскому государству (РСФСР) создает прецедент, дающий в перспективе возможности территориальных претензий к России. Так существует серьезный вопрос о геноциде адыгов и изгнании, переселении и истреблении их на территории краснодарского края; часть территорий, в частности город Сочи, принадлежал Грузинской Республике; существуют народы Сибири; территории, захваченные у Китая, Японии, Финляндии, Казахстана и т.д.
— использование в конфликтах, для реализации российских государственных интересов, представителей национальных субъектов повышает их боеспособность. Именно национальные республики Российской Федерации являются «ахиллесовой пятой» современной российской политики. Народы, находящиеся под контролем российского руководства, хоть и яростно отстаивают интересы России, и с готовностью составляют аудиторию великодержавной информационной политики, но понимают свое вассальное положение под вечной угрозой возможности применения силы против них. В случае ослабления центральной власти, снижения доходов от сотрудничества или увеличения давления они начнут противодействовать этой угрозе.
Многие российские исследователи ожидают столкновения с западными государствами, другая группа рассматривает возможность экспансии Китая в сторону России, но очень редко, у какого то, мыслящего российского востоковеда вырвется, что «крепость рушится изнутри».
Венчурность существующей российской политики для безопасности российского государства в высших эшелонах вертикали власти пока еще не осознается, поэтому они позволяют себе девиацию в международных коммуникациях.
Исследователей интересует вопрос, до каких горизонтов может привести эта девиация. Некоторые западные аналитики опасаются, что российская военная машина сможет аннексировать все территории бывшего СССР, и под защитой ядерного щита начать процесс массовых репрессий, депортаций и переселений, чтобы легче было контролировать территории. Подобная тактика уже успешно апробирована в Грузии, в которой путем изгнания огромного количества неугодного населения создали полностью лояльные для себя анклавы.
С другой стороны, авторитарные стратегии и террористические тактики российского руководства не остаются не замеченными и в российском обществе. Чем больше российская власть проявляет агрессии, тем больше российская общественность воспринимает разницу между концепцией независимости России и тоталитарными химерами прошлого.
