Сотрудники Российской академии народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС), Института социологии РАН и Высшей школы экономики в январе выпустили книгу о российских чиновниках. Почти пять лет исследователи опрашивали госслужащих об отношении к семье, работе, об их политических взглядах. О чем мечтают государевы люди? Почему им трудно найти общий язык с гражданами? Отличаются ли наши чиновники от европейских? На эти и другие вопросы «Ленте.ру» ответил редактор проекта, заведующий Лабораторией методологии федеративных исследований РАНХиГС при президенте РФ Дмитрий Рогозин
«Лента.ру»: Почему вдруг чиновники?
Дмитрий Рогозин: Хотели посмотреть, что это за люди, можно ли с ними свободно общаться, договариваться. Оказалось, что можно. Это не марсиане. Благодаря русским писателям Салтыкову-Щедрину, Гоголю, Чехову слово «чиновник» давно стало негативным. Поэтому, когда слышат про нашу книгу, думают, что она об этом. Но у нас основной пафос — не вытаскивать грязь из текущих событий, а поискать что-то позитивное.
Такое отношение к чиновникам сложилось не на пустом месте. Сами-то они что об этом думают?
Для меня наиболее ярким впечатлением было, как несколько человек от рядовых служащих до вице-губернаторов рассказывали, что когда только-только пришли на госслужбу, чувствовали себя очень неловко. Разговор начинали так: «Раньше думал, что все чиновники злые, хапуги, бесчувственные». Но уже через год точка зрения менялась: «Люди тут не просто хорошие, а работящие. У всех двенадцатичасовой рабочий день. И по воскресеньям часто вызывают. Мы не принадлежим себе». А по поводу общественного мнения к чиновничеству говорят: «Может, взяточничество где-то существует. Но только не у нас. Наши сотрудники болеют за исполнение поручений, очень много сил на это тратят».
В Европе, где законы отстаивались столетиями, отношение к чиновникам другое?
Чиновников везде не любят. Но есть нюансы. Критики, связанной с воровством, коррупцией и обманом, — на Западе меньше. Госинституты там построены так, что делают невыгодными или невозможными антисоциальные и неэтичные действия. К нам приезжала однажды американская коллега, которая занималась аудитом. Она рассказала, что в одном крупном европейском банке случайно поймали вице-президента на коррупционной схеме — выводе активов. Обвиняемая покончила жизнь самоубийством. Банк выплатил огромную компенсацию ее родственникам и извинился: «У нас настолько плохое управление в банке, что мы не смогли уберечь хорошего специалиста». Там было разбирательство, но не для того, чтобы быстренько найти сообщников, а чтобы наладить документооборот, избавить сотрудников от дьявольского искушения оступиться.
У нас, когда идет волна антикоррупционных обличений, этот вопрос вообще не возникает. Почему никто не спросит, отчего у губернаторов, обвиненных в последнее время во взяточничестве, дома изъяты огромные суммы денег? Все сразу думают — нажился на бюджете. А может, у нас просто региональный административный рынок построен таким образом, что нужна наличка?
Как попадают на госслужбу?
Основных потоков — два. И они разнятся в зависимости от уровня. На низшие позиции можно, по идее, прийти с улицы. Например, в университеты приходят рекрутеры или на своих сайтах ведомства дают объявления о вакансиях. Но так или иначе, все претенденты должны участвовать в конкурсах, где предъявляются квалификационные требования, стаж, уровень образования. У таких сотрудников есть карьерный рост внутри госслужбы. Хотя, как правило, люди с улицы никогда не перерастают начальника департамента.
Беседовала Наталья Гранина
