Вере тогда было девять лет. Немцы: с того времени, когда она несколько лет назад приехала в этот город вместе со своей семьей, они держалась от нее в стороне. Ни разу немецкий ребенок не осмелился подойти к ним, к советским детям. Они ни разу не играли вместе в мяч, хотя с любопытством поглядывали друг на друга. Вера не знает, почему они теперь должны уехать. Она только знает, что их выгоняют из разрушенного в результате бомбардировок Кенигсберга, который теперь уже называется Калининград и который принадлежит уже не Германии, а Советскому Союзу — ее родине. И, тем не менее, эта девочка чувствует, что Калининград отличается от Советского Союза, который она только и знала. Каменные дома, зеленые фруктовые деревья — ничего подобного она раньше не видела. Настоящая роскошь посреди развалин.
В течение двух августовских ночей 1944 года британские бомбардировщики превратили Кенигсберг, столицу Восточной Пруссии, в бушующее огненное море. Кафедральный собор, средневековый замок, старые переулки — все было разрушено. Когда-то в этом городе было 360 тысяч жителей — теперь они остались без крыши над головой или вынуждены были бежать. В апреле 1945 года 240 тысяч красноармейцев штурмом взяли Кенигсберг.
Еще в ходе первой мировой войны Восточная Пруссия была яблоком раздора между Россией и Германией; осенью 1914 года она стала единственной провинцией Германской империи, ставшей полем сражений. После поражения в войне эта пограничная область, которая когда-то с помощью меча была обращена в христианство Германским орденом, осталась немецкой, однако она была отделена от территории самой империи и превратилась в анклав на берегу Балтийского моря, зажатая между Польшей и Литвой. В соответствии с Потсдамскими соглашениями 1945 года Восточная Пруссия была поделена между Польшей и Советским Союзом. Из восточного угла Германии образовался западный угол советской империи.
Вере Шатан, которая в 1948 году наблюдала за изгнанием немцев из города, сегодня 76 лет. Она всю свою жизнь провела в Калининграде и работала корректором в газете «Калининградская Правда», которая была главным печатным изданием области. В своей четырехкомнатной квартире на Банковской улице в северо-западной части города, где еще многое напоминает о старом восточно-прусском прошлом, она предается воспоминаниям. Она еще помнит разрушенный Кенигсберг. 1946 год — Михаил Калинин, многолетний председатель Президиума Верховного Совета, человек, имя которого сегодня носит город, умер накануне; на землю восточной Пруссии он никогда не ступал. В том же году Калининград стал для Веры Шатан новой родиной.
Из Сталинска, из расположенного в Южной Сибири угольного региона, ее отец по указанию партии был переведен в Восточную Пруссию. Переселенцы приехали со всей страны и превратили Калининградскую область в Советский Союз в миниатюре. Для Шатан начался непродолжительный период жизни на вилле с массивной деревянной мебелью и садом. «Можно было зайти в любой немецкий дом и взять все, что хочешь», — говорит Вера Шатан.
И сегодня еще сохранились некоторые вещи из Восточной Пруссии. Ваза с отколовшейся ручкой, рамки, фарфоровые фигурки. В гостиной у них визит картина с изображением Кенигсбергского замка, который раньше был символом этого города, основанного в XIII веке. Его развалины в 1968 году были взорваны по указанию главы советского государства и Коммунистической партии Леонида Брежнева. Она постоянно видит на этой картине, какое наследие имеется у ее любимого города. Ее Калининграда, который ее внучка Рита уже называет просто «Кениг». Потому что так его название звучит более правдоподобно, более круто.
После развала Советского Союза жители Калининграда всех поколений вновь открыли для себя засыпанные следы истории: люди, родившиеся в этом месте, люди, которые, будучи детьми, играли в прятки между деревьев, образовывавших длинные аллеи, теперь не могут равнодушно смотреть на то, как эти деревья уступили свое место широким улицам. Люди, которые на старых изображениях увидели, как их город выглядел до налетов британских бомбардировщиков и деятельности советских планировщиков, теперь борются за то, чтобы восстановить хотя бы некоторые черты старого города.
Они делают это для того, чтобы сохранить часть собственной идентичности. Поскольку эта идентичность для них не является просто постсоветской или русской. В этой части России часто говорят: «В России я бываю не часто». И зачем туда ездить, если сегодня значительно проще сделать закупки в Польше, чем на поезде добираться до российской столицы. Москва находится на расстоянии в 1200 километров от Калининграда, тогда как расстояние до Берлина вдвое короче. Калининградцы ощущают себя жителями острова.
Население Калининградской области составляет около одного миллиона человек. Во времена СССР предпринимались усилия для того, чтобы досоветская история этого региона была забыта. Однако прошлое нельзя отменить на основании декрета.
Оно обнаруживало себя в восточно-прусских столовых приборах, в книгах на чердаке, хотя они и были на немецком языке и поэтому для многих оставались недоступными. Для некоторых людей они становились дополнительной причиной для того, чтобы изучать «язык врага».
Что означает этот Кенигсберг, спрашивали себя люди, что означат Раушен, Кранц, Эйлау, которым советское руководство дало такие названия как Светлогорск, Багратионовск, Зеленоградск? Что это за церкви стоят в деревнях? Что это за развалины крепостей? Почти никто об этом ничего не знал, но потом люди стали кое-что для себя открывать. И прошлое в 1990-е годы обрушилось на них, как морская волна. Они стали перерисовать старые виды города, переводить немецкие книги, принимать у себя бывших жителей Восточной Пруссии, которые после 1989 года впервые смогли посетить свою бывшую родину, посетить ее для того, чтобы увидеть, что стало с их дворами и домами.
В Советском Союзе города Кенигсберга нет
Юрий Забуга только что проснулся после послеобеденного сна. Он курит одну сигарету за другой. За его спиной движется красная стрелка на огромных деревянных часах.
Забуга живет в старом немецком доме в центре города на улице, которая раньше называлась Hufenallee. Ему нравится это здание, которое уже так много раз перестраивалось. Ему нравится история города, в штурме которого в 1945 году принимал участие его отец, который в то время служил в разведке.
Ребенком Забуга лазил по развалинам Калининграда. Разрушенный городской Кафедральный собор с сохранившейся могилой Иммануила Канта с внешней стороны особенно его привлекал — так много разных ходов, так много разных тайников. Однажды во время игры он оказался в каменном колодце и не смог самостоятельно оттуда выбраться. «Если бы другие ребята меня не нашли, моя жизнь, судя по всему, закончилась бы в этом соборе», — весело говорит он. Однако он иным способом отдал свою жизнь этому собору, этому построенному из кирпича готическому памятнику, в котором в XVI веке началась история реформации в Восточной Пруссии.
В течение многих лет Забуга занимался восстановлением этого Кафедрального обора, мечтал о его «возрождении» и о реконструкции Кнайпхофа, старого центра города, история которого восходит к XIV веку. В 1988 году он был студентом архитектурного ВУЗа, и в тот момент эта рискованная идея уже навсегда поселилась в его голове.
«Кенигсберг? — спрашивали у него в университетской библиотеке. — Молодой человек, давайте посмотрим вместе на карту нашей страны. Где же, скажите на милость, находится ваш Кенигсберг? В Советском Союзе города с таким названием нет».
Забуга не сдавался, и через друзей своих друзей нашел три старые картины, которые показывали, как выглядел Кафедральный собор раньше, тогда как архивы в то время были закрыты. Он сделал рисунки, а затем разработал соответствующий проект, который был представлен затем пораженным членам экзаменационной комиссии в университете тогдашнего Ленинграда. В своем проекте он показал, как может быть восстановлен исторический центр Калининграда. Профессора дважды отклоняли его проект, но в конечном итоге наградили его медалью. Наступило время перемен, а Советский Союз вскоре перестал существовать.
Однако все планы и проекты, вздыхает Забуга, все еще лежат у него дома. В том числе дома находится и модель Кафедрального собора. Она стоит на деревянной полке, которую он сделал собственными руками. Сам собор был восстановлен без его участия, в том числе на немецкие деньги. «Неквалифицированно выполненные работы, — недовольно говорит Забуга. — Плохие материалы. Халтура. Тем не менее собор сегодня сохраняется». Мало кто из архитекторов восторгается проведенной работой. Но туристы с удовольствием приходят на берег Преголя, слушают концерты под церковной крышей, хотя акустика самого помещения и оставляет желать лучшего. Собор вновь стал символом города. «Они его просто изуродовали», — говорит Юрий Забуга.
Старый Кенигсберг, исторический центр Калининграда
Старое в Калининграде всегда присутствует в новом, и при взгляде на архитектуру города может возникнуть ощущение, как будто какой-то великан поиграл домами города как игральными костями. Сохранились некоторые восточно-прусские дома, иногда они разрушены, иногда в хорошем состоянии, много советских построек, иногда серого цвета, иногда обильно украшенных, а между этими строениями вставлены образцы инвестиционной архитектуры — такие же, как в Пекине, Далласе или в Берлине. Историческая основа города в основном уничтожена, однако еще сохранилась пара вилл и старых городских ворот.
Вскоре после окончания войны архитекторы выступили за сохранение собора и замка. Они многим тогда рисковали. Большинству людей нравились лишь новые дома: индустриальные жилые дома, квартиры с собственной ванной и туалетом. Какое отношение к этому имеют разрушенные церкви и руины замка? Старый восточно-прусский шарм сегодня сохранился, в основном, в небольших городах и деревнях, расположенных недалеко от Калининграда.
Тем временем и руководство города открыло для себя исторический центр Калининграда, то есть старый Кенигсберг. Муниципальные руководители называют его «сердцем города», и, кроме того, они создали бюро градостроительного планирования с таким же названием. Оно проводит конкурсы, занимается поиском идей для Калининграда. А в идеях нет недостатка как внутри страны, так и за ее пределами. Есть только одна проблема: нет денег для масштабной реконструкции городского центра.
Еще одним препятствием является 16-этажный Дом советов. В 1970 году было начато его строительство; архитекторы хотели использовать идеи советского авангарда 20-х годов. Однако из-за болотистой почвы его строительство так и не было завершено — строительные руины покоятся на 1148 бетонных сваях, а их высота достигает 72 метров. Вот уже в течение нескольких лет здание Дома советов принадлежит какому-то туманному частному предприятию. Все попытки включить этого монстра в план развития города игнорируются его владельцами. Однако без их согласия проект «Сердце города» не может быть реализован, и не может быть благоустроена территория в 45 тысяч квадратных метров вокруг этого авангардистского строения.
Несмотря на оказываемое сопротивление целый ряд местных архитекторов — в том числе с помощью международных партнеров — пытаются создать нечто вроде архитектурного воспоминания о старом Кенигсберге. Конечно же, старый замок, а также средневековую структуру Кнайпхофа или старый квартал Лебенихт вряд ли можно будет полностью восстановить. Нет соответствующего контекста. Выходом может быть лишь историческая цитата; в более новых проектах фрагменты замка предполагается использовать по-новому — например, сделать из них музей. А еще остается тактика маленьких шагов, частных инициатив, и все это используются для того, чтобы показать идентичность города в его различных слоях.
Активистов можно повсюду встретить в городе. К их числу принадлежит, например, предприниматель Борис Бертфельд, который в одном из своих отелей организовал салон, в заседаниях которого участвуют профессора, художники, писатели. Они обсуждают философские, а иногда и политические темы. А еще есть три друга, которые обставили одну старую квартиру массивной восточно-прусской мебелью и приглашают туда гостей для того, чтобы послушать доклады и попить чай. В городе Зеленоградске, который раньше назывался Кранц и был морским курортом, некоторые его жители пытаются сохранить старые постройки. А политолог Анна Карпенко с помощью своей акции «Спасите брусчатку» — в ней уже принимают участие 20 человек — пытается не допустить того, чтобы были заасфальтированы последние старые аллеи: улицу Тельмана они считают большим успехом своей группы. Их поддержали сотни людей, и таким образом они смогли убедить администрацию города — теперь мостовой камень старой восточно-прусской улицы будет сохранен. «Нужно быть немного сумасшедшим для того, чтобы взвалить на себя такую задачу», — говорит Карпенко.
Город Черняховск, бывший Инстербург
Влада Смирнова — одна из таких сумасшедших. Но она занимается изучением истории не в городе, а на территории вокруг него. Тот, кто будет двигаться по бывшей Имперской улице (Reichstrasse), которая сегодня частично представляет собой автомагистраль, может обнаружить великолепные деревни, расположенные между иногда даже невозделанными полями. Большинство дворов сохранили ту же структуру, которую в сороковых годах им оставила Восточная Пруссия. В советское время здесь выгуливали колхозных и совхозных коров, рассказывают жители, а после 1989 года сельское хозяйство пришло в упадок. Лишь постепенно частные фермеры начинают вновь культивировать плодородную землю.
Около небольшого водохранилища в поселке Поддубное — в нем можно насчитать три каменных дома — сидит Влада Смирнова у костра с группой девушек и молодых ребят. Один раз в год она вместе с ребятами направляется за город для того, чтобы заниматься поисками всевозможных предметов, оставшихся от восточно-прусского, а также от еще более древнего времени. Ее называют «штатной феей замка» — у нее светлые волосы и кроткое лицо, и она уже в течение многих лет посвящает себя старым развалинам — городу-крепости Черняховску, по-немецки — Инстербургу, расположенному в 100 километрах к востоку от Калининграда.
Германский орден собирал здесь своих воинов для походов на Литву, а позднее этот городок стал важным транспортным пунктом, и в нем располагались машиностроительные заводы, чугунолитейные предприятия, льнопрядильная фабрика, а также казармы. В 1944 году британские бомбардировщики и сюда сбросили свой груз. В результате город-крепость, в также многие другие строения в нем, постигла такая же участь, как и Калининградский собор.
Влада Смирнова и ее друзья Андрей, Алексей и Татьяна еще детьми бегали среди этих развалин. Городской строительный двор был перенесен тогда в еще сохранившуюся часть города. А что произошло со старыми зданиями, дети не знали. Но когда они выросли, а Советский Союз перестал существовать, они осознали, что этот город-крепость уже невозможно вычеркнуть из их жизни, и поэтому они начала его сохранять.
В 1997 году все четверо друзей переехали в этот город. Они решили провести эксперимент. Без денег, без электричества — в крепости не было ни окон, ни дверей. Государство не интересовали эти «сумасшедшие из Черняховска». Они потеряли рассудок, если хотят восстановить замок Германского ордена, говорили тогда люди. Развалины должны были превратиться в место встречи молодежи, там предполагалось создать культурный центр с театром, музеем и галереей. Они, потомки тех людей, которые после войны переселились в Калининград, открыли для себя историю этого края, ту историю, которую игнорировали их предки. «История восточной Пруссии — последняя деталь нашей идентичности в этой части России», — говорит Влада Смирнова.
Одержимые историей друзья основали фонд, а в 1999 году представили публике свой первый театральный проект. Тогда зрителям пришлось тогда сидеть на ящиках из-под молока. В настоящее время там проводятся экскурсии, а еще устраиваются рыцарские фестивали, фестивали искусства, чтения лекций об истории Восточной Пруссии, работают архитектурные мастерские и устраиваются рок концерты — в старом крепостном подвале. Пара бизнесменов из города оплачивают электричество и доступ в интернет. Город-крепость живет за счет работы волонтеров. Даже во время дождя группы молодежи собираются в этом месте — кто-то готовит печенье и приносит его в каминный зал.
Слухи о чуде в Черняховске докатились до Москвы, и группа активистов из города-крепости получила деньги из государственного культурного фонда, после чего начались работы по восстановлению разрушенной цитадели. Затем последовал удар: в 2010 году замок был передан Русской православной церкви. Она теперь является владельцем многих культурных памятников во всех российских регионах.
«Я просто воем выла, когда нас выкинули из культурного фонда, и я стала опасаться за будущее этого микрокосмоса», — говорит Влада Смирнова. Пока ничего не произошло. Церковь все еще позволяет упрямым искателям приключений сохранять наследие, она ничего не требует и ни во что не вмешивается. Однако никто не знает, как долго это будет продолжаться. Но пока ничего не меняется, Влада и ее друзья из замка продолжают свою работу. Свою работу продолжает спасительница мостовой Анна Карпенко, а также мрачный архитектор Юрий Забуга и еще десятки людей в этом регионе.
Исторические здания в Гурьевске, в бывшем Нойхаузене
Валерий Йост не занимается спасением замков, он не намерен восстанавливать какие-то соборы или дворцы. Он не собирается сохранять старую брусчатку или заниматься реставрацией старой мебели. В Калининградской области он хочет создать свой новый домашний очаг — в старом домике в пригороде Гурьевска, который раньше назывался Нойхаузен.
Валерий — ремесленник. Он восстанавливает историческое здание, и этой работой он занимается уже 17 лет — не для того, чтобы возродить историю, а для того, чтобы иметь будущее. Этот дом был наполовину разрушен, а скоро он уже будет полностью готов. Но пока Валерий со своей женой и детьми живет на стройплощадке.
Калининградскую область Валерий называет своей «Германией». Его предки когда-то приехали из немецких земель, они были крестьянами и ремесленниками, откликнувшимися на приглашение царицы Екатерины II. Она пообещала землю немецким переселенцам и гарантировала свободное отправление их религии. И тогда в Россию приехали сотни тысяч переселенцев — на Кавказ, в Сибирь, в район Черного моря. На Волге русские немцы даже основали свою республику.
Сталин позднее увидел в них опасность для своей советской империи. Велик был страх диктатора, и он опасался того, что немцы — у них был собственные школы, церкви, предприятия — могут сотрудничать с вермахтом, солдаты которого с 1941 года начали разорять страну, убивать людей и вести войну, направленную на захват территории и на уничтожение населения. Многие русские немцы вернулись тогда «назад в империю», другие были брошены Советами в лагеря — преимущественно в Сибири и в Центральной Азии.
Началась жизнь в бедности и в условиях дискриминации. Предки Йоста оказались в казахских степях, и в Талды-Кургане он появился на свет. До развала Советского Союза в его паспорте стояла запись «немец». Когда в бывшей Казахской Советской Социалистической Республике все больше стали говорить о казахских традициях и делать это в националистических тонах, многие друзья Йоста направились в качестве «переселенцев» в Германию, и даже сам дипломированный электротехник задал себе вопрос: уехать или остаться? «Если ты хочешь в Европу, то поезжай в Калининградскую область — это немецкая земля», — сказал ему тогда отец. Йост последовал совету старика и стал «переселенцем». «Восточная Пруссия, — говорит он, — это русская Европа».
В Немецко-русском доме в Калининграде он встречается с другими русскими немцами, которые нашли свой новый дом в этом регионе. Примерно 13 тысяч русских немцев живут сегодня в этом эксклаве. Некоторые мечтают о создании чего-то вроде Республики немцев Поволжья, они мечтают о том, чтобы русские немцы из России и Германии с удовольствием сюда бы переселялись. Они верят в это — ведь у человека, по их мнению, должна быть цель, и они серьезно настроены относительно своей Республики.
Валерий понимает, что все это досужие фантазии. Он — как и многие калининградцы, а также новые и старые жители Кенигсберга — понимает: время нельзя вернуть, и только оставленные им следы можно вновь сделать зримыми: можно восстановить разрушенные здания для того, чтобы старое стало заметным в новом, чтобы история продолжала жить в современности. Калининград и его окрестности были когда-то прусскими, затем советскими, а потом российскими. Сегодня город сохраняет черты всех этих периодов.
«Душа у этой местности восточно-прусская, русская, европейская, — говорит Влада Смирнова, штатная фея замка Инстербург. — Здесь можно одновременно быть немцем и русским», — говорит Валерий Йост. После этих слов он направляется на свою строительную площадку в пригороде Гурьевска-Нойхаузена — в свой дом.
