Будет война? Во время дискуссии политиков на ежегодной Мюнхенской конференции по безопасности чувство неизбежности войны было острее, чем когда-либо после развала СССР.
Абсолютно противоположная арифметика России и Запада по урегулированию украинского конфликта приводит к войне – как ни считай. Если для западных стран возможно только дипломатическое и неприемлемо военное решение, результат – выбранное президентом России Путиным военное решение. Дипломатическая уступка Путину означала бы эскалацию его агрессии. Однако военное решение было бы единственно возможным в том случае, если бы его избрал также Запад. Результат в любом случае — война. Или, по меньшей мере, как принято высказываться эвфемистически, – тупик.
И все-таки есть также хорошая новость. Осознание вероятности войны – это сильный стимул для того, чтобы не допустить ее. К сожалению, возможное на данный момент другое решение имеет нехорошее название – «замороженный конфликт». Не только на Украине, где, как мы много слышали от политиков, решается судьба будущего Европы. И для отношений западных стран с режимом Путина эта плохая модель лучше эскалации конфликта до его логичной конечной точки – ядерной конфронтации.
Главный вывод из сказанного политиками на Мюнхенской конференции: абсурдно думать, что с Россией можно дискутировать об Украине или о другом важном вопросе, опираясь на схожее понимание реальности и желание добиться лучшего результата. «Два разных мира», «столкновение двух планет» — таковы некоторые характеристики произошедшего в Мюнхене.
Публика конференции, большинство которой состояло из творцов внешней политики европейских государств и США, открыто смеялась над министром иностранных дел России Сергеем Лавровым, когда он заявил, что войну на Украине развязал Запад, который, начиная с воссоединения Германии (что, в отличие от присоединения Крыма к Российской Федерации, произошло – стыд и позор! – без референдума), целенаправленно разрушал «механизмы международного сотрудничества». В свою очередь, Россия твердо придерживается Хартии ООН и принципов Хельсинкского соглашения о праве народов на самоопределение и неприкосновенности границ суверенных государств. «Можете конечно, смеяться… Как говорят, это продлевает жизнь», — ответил министр иностранных дел России на реакцию публики.
Наплевательское отношение России к здравому смыслу акцентировал председатель комитета Госдумы по международным делам Константин Косачев, заявивший, что на Украине нет ни одного российского солдата: «Мы ничего не делали на Украине. Идет гражданская война». Это ничего, что Лавров фактически, не скрывая, пригрозил: Россия может открыто оккупировать Украину, как она сделала это с частью территории Грузии в 2008 году, если украинцам во время этой будто бы гражданской войны будет поставлено «оружие НАТО».
Перемены в отношении Запада к России нагляднее всего выразил вице-президент США Джо Байден. Именно он на такой конференции шесть лет назад с энтузиазмом объявил о новой американской политике «перезагрузки» в отношениях с Россией. Сейчас Байден сказал, что конфликт вышел далеко на необходимость «перезагрузки», и вместо нее нужно подтвердить «фундаментальные принципы, на которых основываются европейская стабильность и свобода». А его сигнал Путину был таким: «Уберитесь с Украины или вы столкнетесь с дальнейшей изоляцией России с растущей экономической ценой».
Байден также подчеркнул, что у конфликта не может быть военного решения. В этом смысле позиция правительства США не отличается от той, которую в очередной раз озвучила на конференции канцлер Германии Ангела Меркель. Только в Америке проходят дискуссии о том, поставлять ли Украине оборонительное вооружение, в то время как Германия и большинство европейских стран причисляют этот шаг к категории военных решений. Частично обоснованно – Путину, наверное, даже хочется этого, чтобы было оправдание для открытой войны России с Украиной.
Однако иллюзий по поводу отношений с Россией нет и у Меркель. На конференции она признала, что не уверена в достижении решения в результате дипломатических усилий – «опыт был нехороший». Тем не менее, «стоит попробовать», потому что, как сказал партнер Меркель на переговорах с Путиным Франсуа Олланд, альтернатива «имеет имя – ее зовут война».
Очевидно, нужно рассчитывать на то, что лучшим результатом такой дипломатии может быть контролируемая Кремлем или, как ее будут называть, «демилитаризованная» часть территории восточной Украины.
Но такое временное решение («временное» потому, что, к примеру, и Берлинская стена оказалась не вечной) будет иметь смысл только в том случае, если: во-первых, западные страны не будут считать его окончательным решением и продолжат заставлять Кремль платить высокую цену за оккупацию Крыма и восточной Украины – достаточно высокую, чтобы удержать Путина от дальнейших шагов по эскалации войны; во-вторых, окажут Украине всю необходимую помощь и поддержку, чтобы контролируемая Киевом часть государства могла успешно развиваться экономически и политически.
Без этих условий «замораживание конфликта» на Украине только воодушевит правителя России продолжить начатое и проверить выдержку Запада в других местах, прежде всего, в Балтии.
Путину нужна война и не нужны дипломатические решения, если их нельзя использовать для оправдания войны. Мрачную атмосферу Мюнхенской конференции развеивает только надежда на то, что теперь это понятно западным политикам.
