Рвануло 11 марта. За последние полгода это уже вторая трагедия на предприятии — причем в одном и том же цеху номер пять. Корреспондент «Ленты.ру» провел дни траура рядом с рабочими Тамбовского порохового завода и попытался разобраться в причинах столь частых аварий.
Алексей Левашов, усреднитель Тамбовского порохового завода, умер в половине девятого утра на Прощеное воскресенье. «Слишком большой процент ожогов, к сожалению, несовместимый с жизнью, — объясняет Наталья Грачева, заведующая анестезиологией и реанимацией 2-й городской больницы имени святителя Луки, что в Тамбове. — Не только площадь поражения огромная, но и глубина».
Усреднитель Левашов стал четвертым погибшим после того, как 11 марта на заводе в Котовске — городе-спутнике Тамбова — произошло, по официальному сообщению, «возгорание готовой продукции с последующим разрушением строительных конструкций здания». Назвать это взрывом пороха, как объясняют работники, не позволяют технический регламент и соображения секретности — взятые как догма и как руководство к любому действию. Тем более 30 сентября на территории того же пятого цеха тоже рвануло. Тогда погибли двое. А сейчас уже четверо.
Воскресенье, одиннадцать утра. Накануне в Котовске были отменены масленичные гулянья, а на ближайший понедельник объявлен траур. К заводоуправлению идут жители Котовска с цветами. Никакой политики: либо несколько гвоздик, либо охапка роз — в зависимости от благосостояния. Первых, понятно, много больше. Спрашивать, кто с завода, смысла нет. Все…
Котовску — в том или ином виде — 100 лет. Выстроен рядом с пороховым производством, которое в советское время из соображений секретности называлось Котовским заводом пластмасс. Маскировка была полной: именно здесь, на пороховом, помимо основной продукции, делали и делают неваляшку. Ту самую, пузатую, — символ советского детства.
«Раньше на пороховом работали 12 тысяч человек, сейчас — две, — объясняет глава администрации Котовска Алексей Плахотников. — Это треть работающих — классический моногород. А из 12 тысяч местных пенсионеров оттуда семь с половиной тысяч».
«Первое — квалификация. Даже в самые напряженные годы, когда план был по 500-600 тонн продукции в месяц и работали все здания, а их там десятки, — все мастера были пороховиками, — рассказывает Галина. — А сейчас мастера-пороховика едва найдешь, их мало. Среди мастеров — кто угодно: люди без образования, педагоги. Какой с них спрос? Другой вопрос — почему на завод везут на рассыпку старые пороха? Ведь срок службы пороха 50 лет, потом начинается саморазложение, это большой риск… И третий — как на взорвавшемся участке и вокруг него скопилось 11 тонн пороха? Две-три тонны норма, пять-семь — уже очень опасно, а столько — ну невозможно совсем».
Впрочем, одергивает себя Галина, раскрывать все ни к чему. Секретность не при делах, все гораздо серьезнее. «Если бы что-то случилось с моей дочкой… Я знаю многое, и я бы разнесла весь завод, — говорит Соколова. — Дошла бы до самого верха и разнесла». Единственное, о чем просит пенсионерка с порохового — не верить возможным рассуждениям о человеческом факторе, то есть о преступной халатности кого-либо из пострадавших: «Ведь это смена дочки, я их всех знаю — непьющие и некурящие. Если начнут говорить на них — это поклеп и прикрытие собственных грехов».
Потерю 11 тонн продукции подтвердил и первый замгендиректора завода Виктор Васяткин, отвечающий за производство. Правда, вся эта масса не взорвалась, а выгорела — вентиляция и складирование правильные, спасибо и на этом. Заявления Галины Соколовой и других заводских активистов, нынешних и бывших, заводоуправление считает слишком эмоциональными.
Юрий Васильев Котовск — Тамбов — Москва
